Кроме родного шведского он говорил по-фински, по-русски, по-французски, по-немецки и по-английски. В годы жизни в России он был далёк от происходивших в Финляндии событий. Он оставался в стороне от разгоравшейся там языковой борьбы, и несмотря на свою бесспорную принадлежность к шведоязычному лагерю усвоил мысль о том, что в Финляндии живут два народа. Он занимал сдержанную позицию в языковом вопросе. Он хотел быть финном (finne), а не жителем Финляндии (finländare). Господствующее положение финского языка было для него реальностью, и он подчёркивал это, подписывая во время своего регентства официальные бумаги финнизированным именем Кустаа Маннергейм.
Финский язык Маннергейм выучил ещё ребёнком, но долгие годы, проведённые за границей, не дали ему возможности выработать хорошее произношение. Его языковые ошибки были темами беззлобных шуток для большинства финноязычного населения. Да и употребляемый им родной язык, шведский отстал за долгие годы, проведённые им в России, от продолжавшего развиваться общепринятого языка. Тем не менее, у него было замечательное чувство формы письменной речи, как финской, так и шведской, особенно в литературном отношении выделяются его приказы и выступления. Хотя он часто использовал черновые тексты своих помощников, он неизменно их редактировал, что придавало этим текстам окончательную форму и ритм.